В уникальном продукте предметной деятельности

Вот, в продолжение нашего разговора, отрывок из текста Сергея Курганова:

Сотрудничая в 19ЗЗ — 1934 годах (т.е. как раз в годы критики позиции Выготского и становления альтернативного Выготскому деятельностного подхода в рамках "харьковской психологической школы") с руководителями авиамодельного кружка Харьковского дворца пионеров, А.Н. Леонтьев заметил, что дети не проявляли интереса к теории полета, относились к построению моделей утилитарно-практически. "Никакая агитация за необходимость понимания теоретической стороны дела не имела успеха, и, даже, читая популярную литературу по авиации, дети "вычитывали" в ней для себя почти исключительно технические сведения, имеющие практический характер" (там же, с. 294).

А.Н. Леонтьев поставил перед собой и руководителями кружка задачу: вызвать интерес у подростков к физике полета. Работу кружка перестроили: вместо задачи — создать модель — поставили другую задачу — налетать с помощью своей модели как можно больше.

Такая перестройка работы изменила интересы детей. Они стали задавать вопросы. "Почему модель забирает круто вверх, а потом стремительно, не пролетев и двух метров, падает? Что требуется изменить в ней к следующему запуску? Нужно в этом разобраться. Оказывается, нужно, чтобы был меньше угол атаки. На доске инструктор чертит стрелки — векторы — вперед, вверх, вниз; одни стрелки растут, другие — уменьшаются; ясно, при этих условиях самолет неизбежно падает. Это очень интересно. И теперь, когда рука юного конструктора отгибает плоскость на модели, у него в голове — соотношение этих стрелок — векторов. (там же, с. 295).

В предметную деятельность подростка "ворвался" мир значений. Ребенок сам просит взрослого: "Расскажите мне по векторы!". А ведь векторы-то не изменились! Это — те же самые, безликие, "нудные" векторы, описание которых ребенок пропускал несколько дней назад в поисках рассказа о "настоящем" деле! Векторы заиграли, заулыбались ребенку! С помощью этих значений, с помощью векторов, ребенок может реализовать свои цели, развернуть значимую для него деятельность, значения приобрели личностный смысл.

Когда рука мальчика отгибает плоскость на модели, в голове у него — соотношение стрелок — векторов.

Вдумаемся в этот деятельностный акт. В голове у ребенка — векторы, общие для всех значения. Но рука изготовляет не векторы, а свою модель самолета! Пользуясь общим для всех значением, ребенок производит не значение, а нечто иное: некую материальную конструкцию-вещь, причем, "свою", т.е. такую, способа изготовления которой нет в усваиваемом значении.

Но изготовление "своей" модели невозможно без образа, идеи именно этой модели. Когда рука отгибает плоскость на модели, в голове строится образ того самолета, которого еще нет. В голове ребенка не только соотношение стрелочек — векторов.

В голове ребенка диалог, спор, взаимодействие двух идеальных конструкций.

Первое "идеальное" — это мир общих для всех значений. Мир стрелок — векторов, углов атаки, "подъемной силы" и т.д.

Второе "идеальное" — это мир индивидуальных значений.

В нем сворачиваются и обращаются на один предмет (изготовление вот этого самолета) интериоризованные значения (стрелки-векторы) и социальный заказ 30-х годов ("выше всех, дальше всех"). В индивидуальном значении конденсируется вся жизнь ребенка до этого момента: его мечты о полете, его эстетические представления, его мечта (идеал) о вот таком самолете. Создается идеальный образ самолета, которого еще нет ни в каких системах общественно выработанных эталонов и значений.

Но этот самолет — образ, самолет — "монстр" должен и полететь! Самолет должен полететь не только в пространстве мечты, в проатранстве "образа мира", но и в реальном, физическом пространстве, в котором действуют законы безликих векторов, законы, которые изменить нельзя.

Создаваемое в плане мечты, в плане внутренней речи, в плане индивидуального значения, должно утвердить себя в мире надличного, в мире пространственно — временных координат, воплощенных

в значении. Ведь нужно рассказать о себе, о своей мечте, доказать её предметность и посюстороннесть (ведь в этом вся прелесть предметной деятельности в отличие от "чистого общения душ"!), увидеть себя вне себя — в воздухе, в вещи, в преодолении пространства.
В уникальном продукте предметной деятельности.