Диоген Синопский

Поговорим о противоречиях кинизма – сократической школы, самым ярким представителем которой был Диоген Синопский. Эта школа концентрировала свое внимание на особом образе жизни, единственно (по ее мнению) достойном мудреца. Действительно, киники по части практики сильно превосходили все остальные школы. А ведь философская практика в древности ценилась ничуть не менее, чем теория.

Одно дело – (как в случае Платона) совершать редкие вояжи на Сицилию, чтобы пожить во дворце тиранна (это не описка, в греческом смысле слова два «н»): предприятие рисковое, но не связанное с ежеминутными лишениями. Или, в варианте Сократа, нелегко отказываться от денег, претерпевать насмешки сограждан и поношения жены. Но все же эти примеры не выдерживают сравнения с добровольной жизнью в крайней бедности – в бродяжничестве, в прошении милостыни, в сношении агрессии (киников нередко избивали за их выходки) и прочем:

«Они проповедовали также неприхотливый образ жизни, довольствуясь самой необходимой пищей и одним плащом, презирая богатство, славу, знатность. Некоторые, например, питались исключительно зеленью и пили холодную воду, жили под первой попавшейся крышей или в бочках, как Диоген, который любил говорить, что только боги ни в чём не нуждаются, а богоподобные люди нуждаются в малом.» (Эта и другие цитаты взяты из Лаэрция).

То есть их жизненная практика заключалась в демонстрации независимости от материального. По сути, они «говорили и показывали», что счастье и добродетель обратно пропорциональны мирским благам. И чем меньше у тебя есть, тем больше ты способен к духовной жизни.

Пересказывать анекдоты кинической жизни можно бесконечно: там каждый эпизод так и просится в текст, а потому и мы не удержимся:

«Как-то раз он закричал: «Эй, вы, люди!» Сбежался народ. Он набросился на них с палкой со словами: «Я звал людей, а не дерьмо». <…>
Часто занимаясь онанизмом на виду у всех, он приговаривал: «О, если бы, потирая брюхо, можно было бы утолить и голод». <…>
Во время пира ему бросали кости, как собаке. Тогда он подошел к пирующим и обмочил их, как собака. <…>
Однажды какой-то человек привёл его в богатый дом и запретил плеваться, тогда он сначала отхаркнулся, а потом плюнул ему в лицо, прибавив, что более грязного места не нашёл.»

И самое знаменитое и замечательное:

«В Крании Диоген грелся на солнышке. Подошёл Александр и сказал: «Проси у меня чего хочешь». Диоген ответил: «Только не загораживай мне солнца».»

Такое поведение соответствовало задаче, которую Диогену напророчил оракул: он должен был заниматься παραχαράττειν τὸ νόμισμα. Буквально это означает «перечеканку монет», что Диоген воспринял буквально – и стал подделывать деньги. За фальшивомонетничество его и изгнали с родины. На самом же деле, по мнению самого Диогена и/или его доксографов, оракул должен был быть понят иносказательно – речь шла о переоценке ценностей.

В этом и состоит суть кинизма: «обывательские» ценности – богатство и почет – должны быть переоценены, чтобы восторжествовали новые ценности, а именно скромная жизнь, внутренняя свобода, равнодушие к лишениям и невозмутимость духа.

Звучит вполне логично. Но, как мы увидим далее, жизнь самих киников очень слабо согласовывалась с этими принципами.

Именно к киникам восходит принцип жизни согласно природе. Для них было принципиально важно противоположение природы и общества. Раз природа человека разумна, то и жить нужно согласно разуму – но неразумные люди устроили государство на иных началах.

«Бесполезным трудам следует предпочесть труды в согласии с природой и жить счастливо; люди несчастны только из-за собственного неразумия. И когда мы привыкнем, то презрение к наслаждению само по себе доставляет высочайшее удовольствие. <…> Это и впрямь было «перечеканкой монеты», так как он меньше всего считался с законами государства, предпочитая им законы природы.»

В этом аспекте киники преемствовали Гераклиту – неслучайно они впервые заговорили о себе как о космополитах. Это слово неверно воспринимать на современный лад – как антитезу всего национального.

Космополит в античном понимании – это гражданин Космоса, то есть приверженец божественного порядка, гражданин космического полиса. А это тот, кто желает видеть земное государство подобием божественного закона, а не узаконением человеческой порочности: «Бог мне друг, у меня с ним всё общее», писал кинизирующий античный автор. Потому, собственно, стоики были наследниками и Гераклита, и киников.

И потому же, кстати, ко всем ним крайне уважительно относились христиане – хотя формально вся эта гераклитовская линия была относительно материалистической: именно из-за антигедонистического и аскетического пафоса и положения о том, что земная жизнь должна быть отражением небесной.

Идеальный киник всецело подчиняет себя радикальным аскетическим практикам. У него нет никакого имущества – кроме плаща, посоха и сумы. У него нет постоянного пристанища – он бродячий проповедник, а не оседлый учитель. Он не дорожит собой – он провоцирует, эпатирует, шокирует, то есть как бы «будит» людей. Он не признает никаких авторитетов, но переоценивает ценности. И всему он предпочитает, так сказать, триединство счастья, добродетели и свободы.

«Кинический мудрец, возвысившийся над мнениями толпы, «автаркичен», ибо не нуждается ни в богатствах, ни в цивилизации, ни в милостях судьбы. Поскольку он не привязан ни к чему внешнему, у него ничего нельзя отнять, так чтобы утрата поставила под угрозу его счастье. Следовательно, можно сказать, что киники превращают сократическое самообладание (εγκράτεια) в автаркию (αὐτάρκεια).» (Греческая философия. Т.I, ред. М. Канто-Спербер)

Киническая автаркия – это самодостаточность, самодовление, внутренняя независимость.

Римский киник начала христианской эры Дион Хрисостом (то есть Златоуст) излагает взгляды Диогена на то, чем жизнь кинического мудреца прекраснее жизни тиранна. Последний живет в золотой клетке – в постоянном страхе, в недоверии к приближенным, в презрении к народу. Философ свободен от такой участи:

«Я иду туда, куда мне заблагорассудится, совсем один, хоть ночью, хоть днём <…>. Если исчезнет вдруг всё золото мира, всё серебро, вся медь, меня это ничуть не встревожит.» (Из речей Диогена в изложении Диона Хрисостома).

Однако, не все так гладко. К кинизму есть вопросы – а точнее не столько к самому кинизму (течение имеет, на секундочку, тысячелетнюю историю), сколько к Диогену (а точнее, на примере Диогена эти вопросы удобнее всего обосновать).

Во-первых, онтология киников крайне противоречива. Да и образ жизни также расходится с вышеназванными идеалами – о чем завтра будет новый текст.

(Ранние) киники крайне презрительно относились к теории – что не могло не сделать их воззрения непоследовательными.

С одной стороны, они призывали жить разумно, а с другой воспевали животный, «собачий» образ жизни. И то, и другое может оправдываться «жизнью согласно природе». Но какой именно природе – животной или разумной? Прилюдно совокупляться и рукоблудить – это одно. Следовать разуму и блюсти жесточайшую аскезу – это совсем иное.

Так вот вопрос: кинический идеал человека – это все же животное или полубог? Если нужно следовать высшему закону, презирая нравы порочных людей, составляющих государство – то это одно. А если нужно отринуть все цивилизованное, чтобы приобщиться к природной простоте (причем природной в самом современном смысле слова) – то это вообще другое.

В этом и кроется существенное противоречие кинизма в версии Диогена. Дисциплина ума и желания противоположна животному образу жизни. У киников же получается странное единство противоположностей там, где его вообще-то быть не должно. Порицать обывательские нравы – дело приятное. Но это нужно делать либо слева, либо справа. Либо нужно говорить: «Чего вы такие все серьезные? Будьте свободны от условностей – естественное не безобразно». Либо наоборот: «Нельзя потакать низменным инстинктам – в том числе алчности и честолюбию: будьте как боги».

Можно, конечно, сказать, что эпатаж как раз и имел целью достичь сверхчеловеческого перед погружение в дочеловеческое – Диоген, мол, привлекал к себе внимание похабным поведением, чтобы потом вознести человека на духовный Олимп. Вполне возможно, но меня в такой спекуляции что-то смущает – как-то не походил Диоген на диалектика и стратега.

Получается, что жизнь киника хотя и состоит в согласии в разумом и добродетелью (в их понимании), но все же – в первую очередь – свободна. Киник стремится к самодовлению, к отречению от зависимостей и привязанностей – а потому возвышенное и низменное становятся для него неразличимы. Грубо говоря, «я делаю что хочу, но при этом никому не врежу и ничему не потакаю – ни другим людям, ни своему телу». И свобода для него важнее, чем различение животного и божественного. Но это абсурд. Это все равно, что сказать: «Для меня нет разницы между целибатом и многожеством – главное, не банальный моногамный брак».

Так или иначе, онтологию Диогена нелегко реконструировать – не потому, что у нас мало о ней сведений, а потому что главный пункт – то, что же составляет природу вещей – выражен противоречиво. Его картина мира непонятна – и проблема не в скудости источников, а в самой сути кинизма.

Например, от Анаксимандра остался один фрагмент, а от Гераклита – полторы сотни (большая часть которых далека от ясности), но все равно мы можем реконструировать их взгляды, поскольку взгляды у них были. А вот были ли взгляды у киников – помимо, разумеется, этических – это вот вообще не ясно. Вполне вероятно, что они не отличались от взглядов Гераклита – но интерпретаций Гераклита уже в древности было несколько. Так что в любом случае у нас выходит какая-то несуразица.

Противоречия раннего кинизма видны в не только в теоретической, но и в практической философии. Чему, если вдуматься, они учат: богатство хуже бедности, семейность хуже одиночества, неразумие хуже разума – и, если обобщать, свобода лучше привязанности.

Киники считали, что человеку не нужны ни богатство, ни слава, ни общество других людей – мудрец должен быть свободен от этих идолов. Диоген говорил: «Небо – мне крыша, вся земля – ложе, все реки к моим услугам, леса – мой стол». А теперь посмотрим, как реально жил Диоген.

Начнем с того, что Диоген просил подаяние – с этим связано множество анекдотов. Но при этом он говорил об имущих следующее:

«Неужели ты думаешь, что от толстопузых много толку? Людям разумным следовало бы провести их по городу, подвершить очистительным обрядам и изгнать, а ещё лучше — убить, разрубить на мясо и употребить в пищу, как делают с крупными рыбами, мясо которых вываривают и вытапливают из него жир; у нас в Понте так добывают свиное сало для умащения. Право, я думаю, у таких людей не больше души, чем у свиней.»

Каково, а? Богатых нужно разрубить на части, ибо они свиньи, а не люди – а потому я буду клянчить у них деньги. Мы видим прообраз типичного социалиста последних веков – который сам ничего не делает (поскольку патологически боится и презирает любой честный труд), но считает, что его должны содержать те, кого он ненавидит. Работать не буду – буду жить за счет богатых и призывать их уничтожать. Но оставим моральный аспект – интересно другое: где же тут хваленая киническая независимость – автаркия?

С этим связано и другое противоречие кинического образа жизни: все реки и все леса «к его услугам», но живет Диоген исключительно в городах – да притом не в самых захолустных. Наш клиент родился в Синопе – это, на секундочку, черноморское побережье Малой Азии – так каким же образом он очутился в Афинах, а потом в Коринфе (то есть в Европе)?

Да, с родины его выгнали за финансовые махинации – но он не перебрался ни в соседний город, ни в относительно недалекую от Синопы Ионию – он добрался до материковой Греции. Так почему? Официальная версия звучит прекрасно:

«Он видел, что именно в Коринфе собирается больше всего народу из-за того, что там и гавань есть, и гетер много и что этот город лежит как бы на перекрестке всех дорог Греции. Диоген думал, что, подобно хорошему врачу, который идёт помогать туда, где больных больше всего, и философу необходимо находиться именно там, где больше всего встречается людей неразумных, чтобы обнаруживать их неразумие и порицать его.»

Просто врач без границ. Действительно, там много порочных людей. А еще в портовых городах много богатых – а потому можно запараллелить обучение этике и выканючивание подачек. Похожую стратегию реализовывал и киник Кратет, который «нарочно ругался с проститутками, чтобы приучить себя к поношениям». Действительно, больше ругаться не с кем – нужно упражнять свою автаркию именно в обществе, на которое приятно поглазеть. Не на рынке, не среди вольноотпущенников, не среди рабов, не среди уголовников, а именно на панели – и все ради философии. Без сомнения.

То есть киники на словах удивительно самодостаточные люди – но почему-то не способны жить автономно и кормить сами себя.

Ну и главное. До сих пор большинство людей стихийно верят в то, что главной человеческой мотивацией является алчность. А потому людям нравится, когда кто-то добровольно принимает обет бедности – как те же киники. Это ошибка.

Людей, которые так уж любят имущество, на самом деле не очень много. А тот, кто демонстративно живет в нищете и самоуничижении – тот, скорее всего, поражен иной страстью, ничуть не менее дурной – тщеславием. И если смотреть на Диогена сотоварищи с этой точки зрения, то этическое содержание кинизма становится еще более куцым.

Нельзя не отдать должное древним – они сами прекрасно понимали эту мотивацию киников. Оно было не только у Диогена, но и у основателя кинизма – Антисфена, ученика Сократа:

«Увидев, что тот так вывернул свой плащ, что стали видны дыры, Сократ заметил: «Через дыры твоего плаща просвечивает тщеславие».»

Сократ блистательно вскрыл своего слушателя. А его главный ученик проделал то же самое с главным учеником Антисфена (вот уж прекрасная симметрия):

«Однажды Платон пригласил в гости друзей, прибывших от Дионисия. Пришел и Диоген и стал топтать ковры хозяина со словами: «Попираю тщеславие Платона». На что Платон заметил: «Какое же тебя самого распирает тщеславие, хотя ты и делаешь вид, будто вовсе не тщеславен». По другим сведениям Диоген сказал: «Попираю гордыню Платона». — «Другой гордыней», — ответил Платон.»

Еще лучше он умыл Диогена в другом эпизоде:

«Однажды [Диоген – М.В.] стоял, весь промокший до нитки. Собрались люди и стали жалеть его. Проходивший мимо Платон обратился к ним: «Если вам действительно жаль его, ступайте своей дорогой» (этим он намекал на его тщеславие).»

Сведения о Диогене изобилует казусами и скандалами – но не теологией, физикой или логикой. Этому персонажу сущность вещей была неинтересна – ему было интересно оскорблять тех, кто умнее него (того же Платона, например) и эпатировать тех, кто адекватнее его. И теоретическая философия оставляла его равнодушным, поскольку Диогену был интересен только Диоген. А прошение милостыни – это (кроме того что это лень) такое же тщеславие, как и остальное его поведение:

«Однажды он просил милостыню у статуи. Спрошенный, почему он так поступает, ответил: «Так я привыкаю к отказам».»

Статуи обычно ставят в людных местах – все дело в этом, а не в духовных упражнениях самодовлеющего мудреца. Полагаю, у Диогена (и других известных киников) была известная акцентуация характера – истерическое (или демонстративное) заострение. Для таких людей важно привлекать к себе внимание – любыми способами. В отличие от страдающих нарциссическим расстройством личности, для них не важно, что о них думают окружающие – куда важнее то, что о них думают. Оскорблять, давить на жалость, восхвалять себя, унижаться – истерик сделает все, чтобы его запомнили.

В том бы не было беды, если бы все эти выкрутасы не входили в противоречия с декларациями киников. Внутренняя и внешняя независимость не очень сочетается с паразитическим образом жизни и кокетничаньем перед публикой. Космополитизм (даже в античной версии), воспевание естественности и апологетика бродяжничества плохо стыкуется с жизнью в мегаполисах.

Конечно, кинизм не сводится только к Диогену – это течение дожило до поздней Античности, а потому не стоит отрицать его достижения (главным из которых является – так, на секундочку – стоицизм)

В общем, про Диогена нужно сказать довольно жесткие слова. Не отрицая его ум и талант, конечно: Диоген до конца жизни остался тем, кем ему было напророчено стать – и в уголовном, и в духовном плане он всегда оставался фальшивомонетчиком.

https://t.me/velnotes/351
https://t.me/velnotes/352
https://t.me/velnotes/353
https://t.me/velnotes/354
https://t.me/velnotes/355