Человек, его права и свободы являются высшей ценностью

Вольтер писал, что «добродетель и порок, моральные добро и зло во всех странах являются тем, что полезно либо вредно обществу»

Сейчас такая формулировка выглядит подозрительно – особенно после коллективистских и этатистских ужасов последнего века. Потому в конституции РФ имеется иная формулировка: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства.»

По поводу этой самой «высшей ценности» отдельного человека сломано много копий. Особенно на нее любят нападать критики либерализма, которые видят в ней «торжество индивидуализма», «пропаганду социального атомизма» и прочие традиционалистские фикции.

На самом деле между вольтеровским пониманием морали как конструкта, бенефициаром которого является общество, и формулировкой действующей конституции нет противоречия. «Коллективизм» и «индивидуализм» связаны, что называется, диалектически.

Критики «индивидуализма» не учитывают, что провозглашение прав и свобод человека в качестве высшей ценности является ничем иным, как констатацией факта, что защита отдельного человека есть главная польза именно для общества. То есть что это чисто утилитарная штука. Иначе: высшая ценность отдельного человека – это камуфляж общественных интересов.

Высшей ценностью в любом случае является общество – но оно намеренно отказывается от претензии на высшую ценность. Потому что если мы скажем, что высшей ценностью для общества является оно само, мы – внимание – может обществу существенно повредить.

Допустим, мы прописали, что высшей ценностью являются коллективные интересы, что целое важнее части. А потом к власти внезапно приходят левые. И делают то, что левые умеют лучше всего – начинают убивать отдельных людей ради «блага общества». А потом еще убивать – и еще, и еще. А параллельно с этим ради «блага общества» начинают забирать базовые права и свободы: «чрезмерная свобода слова вредит обществу – ведь каждый может ляпать что угодно». «Свобода предпринимательства ведет к расслоению, к социальной розни – лучше экономикой будет заниматься государство, ведь оно печется обо всем обществе, а не о личной наживе». «Нельзя подпускать к выборам кого угодно – без вертикальной партийной дисциплины к власти придут шпионы и популисты и все развалят».

То есть – если мы провозглашаем общественные интересы в качестве высшей ценности, то общество от этого скорее проиграет, чем выиграет: его интересы быстро подомнет государство. А потому для общей пользы нужно отказаться от общей пользы как концепта – и заменить этот концепт на противоположный. По сути это означает: «Мы не дадим в обиду ни одного человека – иначе государственная машина постепенно уничтожит все общество».

Реальная оппозиция существует не между человеком и обществом, а между обществом и государством. Рядовой человек – часть общества, а рядовой представитель власти – часть государства. Понятно, что реальность сложнее, но для простоты примем этот тезис за аксиому. Когда общество формулирует примат прав и свобод отдельного человека, оно тем самым маскируется и защищает себя от государства, которое в ином случае легко может поглотить и подменить собой общество.

Принцип высшей ценности отдельного человека – не метафизический, а чисто практический. Он не имеет целью поставить на пьедестал часть в противовес целому, как полагают радикальные левые этатисты (которые часто прикрываются правой риторикой). Этот принцип на деле гласит: если государство захочет посягнуть на отдельного члена общества, то (пусть он даже трижды обществу неприятен) оно не даст его на съедение – ведь государству понравятся такие посягательства, и оно продолжит общество давить.

Вывод из всего этого весьма неприятен: каждый раз, когда мы понимаем, что государство творит беспредел, но говорим «ну и пусть – ведь этот беспредел касается неприятных нам людей», мы увеличиваем вероятность того, что в следующий раз этот беспредел повторится уже в отношении приятных нам людей – или в отношении нас.

Бесконечно приятно когда «власть, наконец, берется за олигархов (левых, либералов, русофобов – нужное подчеркнуть)». Но нужно понимать, что если государство может укротить олигарха со всем его влиянием – то расправиться с рядовым гражданином ей уже не составит труда. А потому провозглашение высшей ценности отдельного человека – это не антиобщественная, а самая что ни есть общественная полезная формулировка.

А вот идея вроде «сейчас мы дадим власти нарушить права отвратительного человека N – то есть используем государство в своих целях» – это плохая идея.

Провозглаашение и выполнение принципа «человек есть высшая ценность» возможно при соблюдении 3 условий.

1) Наличие развитой бюрократии. Такая бюрократия единственно способна осуществить соблюдение прав и свобод. Но одновременно, благодаря своему могуществу, она способна стать источником нарушения прав и свобод. Потому этот принцип является и конституирующим бюрократию, и ограничивающим ее.

2) Это возможно в тех обществах, где соблюдение принципа может принести обществу выгоду. Свобода слова соблюдается – и потому общество способно производить интеллектуальный продукт. Свобода предпринимательства соблюдается – и потому маленький кусочек плоти способен произвести продукт на сотни миллиардов. То есть там, где человеческий ресурс силен – там возможно и соблюдение принципа. Поэтому он стал актуален только в последний век – до этого глупо было говорить, что права уголовников, разнорабочих или бездомных имеют ценность. Такое может себе позволить только богатое общество, опирающееся на человеческий капитал.

3) Отсюда третье. Это возможно, если защита этого принципа стоит обществу совсем недорого.

Сложность возникает тогда, когда люди попадают в экстремальные ситуации – войны, стихийные бедствия и прочие. Отсюда коллизии многих фильмов про выживание, конец света и тэ пэ – когда нужно пожертвовать одним невинным ради спасения многих. И героям крайне тяжело это сделать – потому что они привыкли мыслить человека метафизично, тогда как принцип самоценности человека не метафизичен, а утилитарен. «Да, человечество может погибнуть, но вот этого вот человека я в жертву не принесу».

Такой ход выглядит слишком сентиментально, но – на самом деле – он является отличным методом пропаганды общественных интересов: «Помни, дорогой зритель: мы должны быть заодно, а не сдавать друг друга – даже в крайних обстоятельствах». Звучит не очень правдоподобно – потому что это пропаганда, а не искусство.

Кстати, ровно об этом же (о противостоянии общества и государства) полуторавековое противостояние либерализма (и национализма) с марксизмом (и неомарксизмом), о чем к концу недели появится серия постов. Там будет и про ЕС, и про США, и про пресловутых англичан.

https://t.me/velnotes/356
https://t.me/velnotes/357