[Ж’ур’ú]

— …так, Август Августович, о чем я вам и говорю: почему мы должны вообще оглядываться на какое-то там общественное мнение? Что это вообще за общество и что это, простите за прямоту, у него за мнение?
Мне, например, просто плевать на это мнение.
— Как вы, однако, Серафима Серафимовна…
— А что? Что я? Нет, вы послушайте себя. Так у вас выходит, что мы должно просто-таки черт знает что тащить в словарь. Ведь как они говорят? Они [блог] говорят, они [паб] говорят, они [úмидж] говорят! Эти звонкие согласные на конце — ну что может быть ужасней?
— Серафима Серафимовна, я согласен; но давайте составлять опросные листы, формировать группы, делать репрезентативные выборки…
— Зачем? Бог мой, зачем?! Из кого выбирать? Там 86 процентов даже в театр не ходит!
Что они вам скажут? [Бугалт’эр] через [г]? [Жáл’уз’и] с ударением на первом слоге?
Ну, фиксируйте, флаг вам в руки.
Делайте из себя осла на старости лет.
— Это, конечно, неправильно, нехорошо. Но на чью-то речь нам ведь надо ориентироваться? На чью же?
— Так а Игнатий Петрович для чего тут сидит? Вот же он — субъект нормы. Сколько словарей мы уже с него сделали! Не знаю, как у вас, а у меня просто каждый раз душа поет, как он начинает говорить. Игнатий Петрович! Игнатий Петрович, вы нас слышите?!. Уснул, что ли? Игнатий Петрович!!! Вот несчастье, несчастье, все-таки годы берут свое… Побрызгайте на него, голубчик Август Августович, водой из графина, сделайте милость… Очухался, кажется… Игнатий Петрович, скажите [жал’уз’ú], пожалуйста.
— [Жал’уз’ú].
— А! Вы слышали?! Вы слышали, Август Августович? Спорщик вы неугомонный! Ну разве это не прекрасно?
— Эх, хорошо, Серафима Серафимовна!
— Так о чем и речь. Игнатий Петрович, а скажите теперь, будьте любезны, [ж’ур’ú].
— [Жур’ú].
— Что-что?
— [Жур’ú].
— Нет, Игнатий Петрович, вы что-то разволновались сегодня, дорогой мой, перенервничали. Попробуйте еще раз: не [жур’ú], а [ж’ур’ú], [ж’ур’ú]. С мя-я-ягеньким таким [ж’], понимаете?
— [Ж’ур’ú].
— Вот славный, вот душка! Август Августович, слышите? Как музыка для ушей!..