Соединяя пространство и время, мы получаем определение места.
Место – это непосредственное единство пространства и времени, «здесь» и «теперь». Но оно же содержит в себе и их противоположность, что обуславливает постоянный выход места за пределы самого себя: «теперь здесь» → «теперь здесь» → «теперь здесь» → и т.д. Вот такая развивающаяся череда мест даёт четвёртое определение природы: перемещение (корень – место). Но это ещё не движение.
Единство места и перемещения – «перемещающееся место» – приводит нас к понятию материи. Всё то, что имеет место в этом мире и перемещается вместе с ним, есть материя. Иначе говоря, материей, по Гегелю, является всё то, что определено через пространство и время, через «здесь» и «теперь», что, следовательно, разделено и обособлено, что «можно охватить руками, ощутить, что оказывает противодействие» [2, с. 65].
К этому пункту его небесной механики необходимо сделать два примечания. Первое касается соотношения гегелевского определения материи с так называемым ленинским определением, согласно которому: «Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях». Ключевыми в нём являются слова «объективная реальность». Объективностью мы называем всё то, что противостоит познающему субъекту, весь внешний мир, рассматриваемый со стороны его всеобщности. Реальностью мы называем всё тот же окружающий нас мир, но воспринимаемый уже не со стороны его всеобщности, а со стороны его единичных образований (конкретных вещей). Следовательно, выражение «объективная реальность» означает существование вне познающего субъекта мира единичных предметов.
С учётом данных уточнений, мы можем констатировать, что ленинское определение материи не противоречит гегелевскому. Слово реальность указывает на то, что и в этом определении материей признаётся всё то, что разделено, что обособлено, что способно оказывать сопротивление и в силу этого восприниматься нами.
Второе. Гегель сначала выводит понятия пространства и времени и лишь затем переходит к понятию материи. Представители так называемой материалистической философии действуют наоборот. Они сначала рассуждают о материи, и только потом говорят о пространстве и времени, как формах её существования. Но опять-таки, если исходить из ленинского определения материи, как «объективной реальности данной нам в ощущениях», то нетрудно заметить, что в нём уже содержатся в снятом виде определения пространства и времени. Раз что-то ощущается нами, значит, оно уже имеет границу, определяемую через здесь и теперь. «Часто начинали с материи и лишь затем рассматривали пространство и время как её формы. Правильным при таком способе является то, что материя представляет собой реальное в пространстве и времени. Однако именно пространство и время в силу своей абстрактности должны сначала представляться нам первыми, а затем должно обнаружиться, что их истиной является материя... Материя представляет собой первую реальную границу в пространстве» [2, с. 64-65].
Принимая во внимание эти слова Гегеля, следует помнить, что он говорит здесь не об исторической последовательности происхождения природы, а о логическом порядке выведения определений её понятия. Так, например, в обыденной жизни мы начинаем свой рассказ о чём-либо с того, что сначала указываем, где и когда это происходило, и только затем называем тот реальный предмет или событие, которые должны совместить в себе эти идеальные определения: «Давным-давно в тридевятом царстве-государстве жил-был царь», «Сегодня на стадионе «Торпедо» пройдёт футбольный матч».