.
..
Женщины совершенствовались в другом искусстве. Привлекательность определялась в первую очередь размерами и формой ягодиц. «Мужчины находят красивым, если их жены при ходьбе двигают своими задними частями так, чтобы при каждом шаге одна из ягодиц непременно поворачивалась в сторону. Я часто видел в деревнях маленьких девочек, семи-восьми лет, которых родственницы учили вилянию задом; целыми часами девочки заучивали эти движения. Девушки, желающие понравиться папуасским юношам, должны это делать особенно демонстративно, и некоторые достигают в этом большого искусства. Что этот способ ходьбы неудобен, видно из того, что девушки, если нет мужчин или они не обращают на них внимания, начинают ходить проще, но стоит мужчине взглянуть на них, как женщины снова начинают двигать своими задними частями».
Однажды Маклай видел, как маленькая девочка в деревне Бонгу тренировала свои «задние части» день напролет: «Бедняжка была крайне утомлена, и я, еще не понимая тогда смысла этих упражнений, заметил туземцу: «Зачем она это делает? Она совсем устала!» — «О, это ничего, пусть продолжает, — услышал я в ответ, — ее муж будет ею доволен». Выяснилось, что эти упражнения есть не что иное, как подготовка к соитию. Папуасы убеждены, что «хорошо спать» можно с женщинами, которые играют ягодицами умело и сильно». Но как именно папуасы занимаются любовью, увидеть невозможно. Их интимная жизнь в самом деле совершенно интимна. Они обожают детей и делают для них игрушки, чего нет и у более развитых дикарей. Но при посторонних ребенка не станут ни целовать, ни гладить по голове. Жен любят и бьют куда реже, чем это делают европейцы. Однако никто не должен видеть, как мужчина ласкает или даже просто обнимает свою жену. Туземцы не знали никаких удовольствий, кроме половых, и относились к сексу очень серьезно.
Маклай с удивлением узнал, что у папуасов практически нет супружеской измены. И дело не только в отсутствии показных чувств. Папуас гораздо больше европейца нуждается в женщине, поскольку она работает на плантации и кормит мужа трудом своих рук. И мужчина готов защищать свою жену до последнего вздоха. Маклай невольно сравнивал папуасок, работающих на мужа не разгибая спины, и женщин христианской Европы с их показным целомудрием и готовностью любить за деньги. Сравнение выходило в пользу дикарей. К тому же девушки Новой Гвинеи весьма недурны собой. Это выяснилось на пятом месяце пребывания Маклая среди туземцев, когда ему впервые показали женщин. Прежде мужчины запрещали своим женам и дочерям приближаться к дому «человека с Луны». Сам же Мак лай, направляясь в деревню, громко свистел у околицы, чтобы женщины и дети успели от него спрятаться.
Так приходит земная слава
Маклай все больше увлекался этнографией людей, живших в каменном веке, но не забывал о расовом вопросе. Мужчины и женщины позволяли ему измерять свои головы и отдавали черепа предков в обмен на гвозди и красные ленты. Папуасы как на подбор были долихокефалами, прямо как нордическая раса. В декабре 1872 года, когда за Маклаем пришел клипер «Изумруд» и туземцы втащили на корабль носилки с обессилевшим от лихорадки ученым, кто-то из них принес три черепа, ставшие открытием. Их нашли в соседней деревне, и это были самые настоящие брахикефалы с широкими скулами. Из этого Маклай сделал вывод: «…размеры черепа дают важный, но не решающий признак для различения человеческих рас». Если даже среди чистокровных папуасов попадаются короткоголовые, то можно быть брахикефалом и одновременно стопроцентным немцем. Одним словом, невозможно с помощью линейки определить, является или нет данный субъект «истинным арийцем». Маклая доставили в голландскую колонию на Яве. Из-за лихорадки он не мог сам писать свои статьи — приходилось диктовать. А поскольку на Яве не нашлось человека, способного записать текст на русском языке, Маклай диктовал по-немецки и по-французски. В результате его сенсационные работы впервые увидели свет в Европе, и там он прославился раньше, чем на родине . Британский капитан Джон Морсби — тот самый, чье имя носит столица Папуа — Новой Гвинеи город Порт-Морсби, — вручил Николаю Николаевичу английскую карту, на которой побережье Новой Гвинеи у залива Астролябия называлось Maclay Coast (Берег Маклая). Так осенью 1871 года назвали эти места офицеры корвета «Витязь». Так они зовутся и сейчас.
Простой вопрос
Папуасы никак не могли решить, кем считать Маклая: великим волшебником или добрым духом? Однажды антрополог пришел в буамрамру деревни Бонгу, где при большом скоплении народа его старый приятель Саул задал вопрос, давно волновавший папуасов: «Маклай, скажи, можешь ты умереть?» «На простой вопрос надо было дать простой ответ, но его следовало прежде обдумать… Сказать нет нельзя, тем более что какая-нибудь случайность может показать туземцам, что Маклай сказал неправду. Скажи я да, я поколеблю сам значительно мою репутацию… Я встал и прошелся вдоль буамрамры, смотря вверх, как бы ища чего-то (собственно, я искал ответа). Косые лучи солнца освещали все мелочи, висящие под крышей; от черепов рыб и челюстей свиней мой взгляд перешел к коллекции разного оружия, прикрепленного ниже: там были луки, стрелы и несколько копий разной формы. Мой взгляд остановился на одном из них, толстом и хорошо заостренном. Я нашел мой ответ.
Сняв со стены именно это тяжелое и острое копье… я подошел к Саулу, следившему за моими движениями… подал ему копье, отошел на несколько шагов и остановился против него. Я снял шляпу, широкие поля которой закрывали мое лицо: я хотел, чтобы туземцы могли по выражению моего лица видеть, что Маклай не шутит и не моргнет, что бы ни случилось.
Я сказал тогда: «Посмотри, может ли Маклай умереть». Недоумевавший Саул хотя и понял смысл моего предложения, но даже не поднял копья и первый заговорил: «Арен! Арен!» (Нет! Нет!). Между тем некоторые из присутствующих бросились ко мне, как бы желая заслонить меня своим телом от копья Саула... После этого случая никто не спрашивал меня, могу ли я умереть».
Нужны ли европейцам другие расы?
Некоторые ученые в XIX веке предлагали заселить весь мир представителями нордической расы, а «некультурные низшие расы» извести, как американских индейцев. Однако Маклай на себе испытал, какие лихорадки, невралгии и дерматиты донимают белого человека на Новой Гвинее (он прожил всего 42 года, и вскрытие показало, что поражены все важные органы), а папуасы в этих гиблых местах могут дожить до 50–60 лет. По этому поводу Маклай писал своему другу князю Александру Мещерскому, секретарю РГО: «Существование различных рас совершенно согласно с законами природы, приходится признать за представителями этих рас общие права людей и согласиться, что истребление темных рас не что иное, как применение грубой силы, и что всякий честный человек должен восстать против злоупотреблений ею». В том же письме Маклая есть пророческие слова: «…проповедуя истребление темных рас оружием и болезнями, логично идти далее и предложить отобрать для истребления всех неподходящих к принятому идеалу представителей единственно избранной белой расы. Логично не отступать перед дальнейшим выводом и признать ненужными и даже вредными всякие больницы, приюты, богадельни, ратовать за закон, что всякий новорожденный, не дотянувшись до принятой длины и веса, должен быть отстранен и так далее».
«Вечером, незваная, пришла Бунгарая»
Когда Маклай прожил на Новой Гвинее год, к нему явилась огромная делегация «авторитетов» из разных деревень. Их предложение показалось Николаю Николаевичу весьма странным: «...они хотели, чтобы я навсегда остался с ними, взял одну, двух, трех или сколько пожелаю жен и не думал бы уехать снова в Россию или куда-нибудь в другое место. Они говорили так серьезно, один после другого, повторяя то же самое, что видно было, что они пришли с этим предложением после долгих общих совещаний. Я им отвечал, что если я и уеду (в чем я нисколько не был, однако же, уверен), то вернусь опять, а что жен мне не нужно, так как женщины слишком много говорят и вообще шумливы, а что этого Маклай не любит. Это их не очень удовлетворило, но они остались во всяком случае довольны табаком, который я роздал членам депутации». То же предложение повторяли плачущие от горя приятели Маклая в день расставания, когда за антропологом пришел клипер «Изумруд». Николай Николаевич и сам не хотел уезжать, но у него закончилась хина, износились последние ботинки и не осталось патронов.
Истинную причину отказа от женитьбы на туземной девушке Маклай папуасам не объяснил — его все равно не поняли бы. Он удержался от искушения в районе своих исследований. Тем не менее однажды он был близок с папуасской девушкой. Это случилось через полтора года после разговора с «авторитетами», в 800 км от хижины Маклая, на противоположном конце Новой Гвинеи. Туда, на западный берег острова, регулярно приезжали малайские купцы, заходили пароходы, так что печься о расовой чистоте туземцев не было смысла. И Маклай не устоял перед чарами Бунгараи, первой красавицы деревни Кильвару.
«1874 год, 9 мая. Выкупался утром при рассвете — последствием была лихорадка. Вечером, незваная, пришла Бунгарая — я не мог воздержаться и отослать ее... предполагаю, что папуасские ласки мужчин иного рода, чем европейские, по крайней мере Бунгарая с удивлением следила за каждым моим движением и хотя часто улыбалась, но я не думаю, что это было только следствием удовольствия».
(http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/7504/)