.
..
Приводимые ниже выдержки из опубликованных многими годами позже, в 1990–2000-е годы воспоминаний очевидцев и участников тех событий помогают воссоздать обстановку тех, первых, месяцев войны (стилистика авторов сохранена). Все эти люди были рядовыми советскими гражданами, по своему статусу такими же, как Борис Татаринов.
Д. А. Сланский: «В передовой статье газеты «Красная Звезда» от 14 октября 1941 года слова: «Москва в опасности». Утром сообщение по радио: Московский горком партии принял решение во всех 25 районах города сформировать из добровольцев — коммунистов, комсомольцев и беспартийных трудящихся, имеющих бронь от призыва в армию, ударные коммунистические батальоны для защиты Москвы на ближних подступах к ней.
Днем 14 октября со всеми нами побеседовали в комиссии Молотовского района Москвы, сказали, что мы зачислены в ударный батальон Молотовского района <...> Мы, нефтяники, занимавшиеся изучением пулемета <...>, хотя и научились разбирать и собирать замок с завязанными глазами, но так ни разу и не стреляли <...> нас зачислили в пулеметную роту <...> утром 16 октября мы услышали сообщение Совинформбюро о том, что положение на фронтах значительно ухудшилось. На улицах Москвы большое оживление, двигалась масса народа с мешками, рюкзаками, чемоданами, мчались грузовики, нагруженные домашними вещами. <...> К вечеру привезли ящики с винтовками, патронами, обмундированием, позднее пулеметы. Утром 17 октября готовимся к выступлению, чистим свой пулемет, изготовленный в 1915 году (однако, как показала впоследствии практика, стрелял он отменно). <...> По единодушному признанию общественности того времени, добровольцами в ударные батальоны шел цвет московских рабочих и интеллигенции. Это были рабочие с предприятий и ученые из академии и научных институтов, студенты и руководители различных организаций, партийные и профсоюзные работники, музыканты и учащиеся старших классов. <...> С завода им. Хруничева пришли 300 человек, из Геологоразведочного института — 148 студентов, аспирантов, преподавателей; добровольно пришли учитель истории Балдано (бурят) с женой и сыном восьмиклассником, врач Милославская с двумя дочерьми, ставшими сандружинниками. В дивизии было более 600 женщин и девушек. Сначала все они были сандружинниками, а потом стали учиться военному делу и стали разведчиками, снайперами, связистами, минометчиками. <...> В первые месяцы с вооружением было плохо. Во-первых, оно было старое, в значительной мере иностранных образцов (трофейное), а самое главное — его было мало. Винтовок на всех было только около 7 тысяч, но русских — всего 20%, остальные 80% — польские, французские винтовки времен войны 1914 года, автоматов же было всего 40. <...> 20 октября небывалое оживление <...> оказывается — принятие присяги. Никто из нас не понимает, почему это так поспешно, чуть ли не по тревоге. Оказывается, по уставу лица, не принявшие присягу, не имеют права быть вооружены <...> Ранним утром 30 октября еще затемно с винтовками, гранатами, полной выкладкой, да еще с солидным запасом хлеба в вещмешках выступаем. Пулеметы увезли на машинах. <...> Мелкий нескончаемый дождь, сильный ветер, пронизывающий до костей. Вся одежда промокла, стала тяжелой, без тренировки идти трудно <...>. Размещаемся в какой-то избе. Все мокрое, холодно» [цит. по: Ветераны..., 1995, с. 119–123].
М. Г. Нехлин: «После выступления по радио 3 июля 1941 года И. В. Сталина в Москве в считанные дни были сформированы 12 дивизий Народного ополчения. <...> Как правило, это были люди в возрасте от 17 до 55 лет, не подлежащие призыву, большинство из них имели бронь и другие документы, освобождающие их от военной службы. Это были рабочие и служащие, преподаватели и студенты, молодые и совсем пожилые люди. Первыми записывались коммунисты и комсомольцы. Из 16 тысяч заявлений было отобрано 12 тысяч. <...> Аналогичное положение было в других районах Москвы. В виде исключения в ополчение был взят 80-летний участник гражданской войны И. И. Резниченко.
Ядром, цементирующим дивизию, были коммунисты и комсомольцы, доля которых составляла 26% личного состава.
Местом формирования штаба дивизии были институты: Горный, Нефтяной и Стали. <...> 80% были люди непризывного возраста, горел<и> единым желанием как можно быстрее стать в строй защитников своей Родины. Трудно было нашей дивизии по боеспособности равняться с кадровыми соединениями, но ее личный состав не уступал им в главном — в преданности Родине.
После формирования в Москве (с 6 по 11 июля 1941 года) дивизия перебазировалась в Толстопальцево (под Москвой). Недолго пришлось нам заниматься боевой подготовкой, так как фронт требовал пополнения. Получив вооружение и дав присягу, в середине июля дивизия была переброшена в район Спас-Деминск (под Ельней) и получила задачу — создать оборону во втором эшелоне (до линии фронта было около 30 км).
Бойцы, наряду с боевой подготовкой, не щадя сил, по 8–10 ч трудились над оборудованием огневых точек, траншей, окопов.
К вечеру 3 октября передовые части гитлеровцев подошли к переднему краю обороны дивизии и пытались прорвать ее с ходу, но это им не удалось. <...> На нас с большой скоростью помчались 20–25 мотоциклов в колясках, вооруженных пулеметами и автоматами. Мы их подпустили на расстояние 350–400 м. Нашим внезапно открытым огнем они были почти все уничтожены. Однако от огня артиллерии и минометов мы тоже несли значительные потери. Затем против нас пошла большая группа танков — более 30. Связками гранат были подбиты 4 танка, несколько танков подорвались на минах, 3 танка уничтожила артиллерия. <...> После этого фашисты изменили тактику: пошли в обход дивизии, и мы оказались в окружении. Первая попытка выхода из окружения нам удалась, правда, у нас были большие потери <...>. Затем мы нарвались на второе кольцо окружения, которое не смогли преодолеть. Командование приняло решение выходить группами. Я попал в группу из 149 человек <...>. Шли мы только ночью и через 6 суток вышли из окружения. Ни один человек не бросил партийный или комсомольский билеты, все были со знаками различия и с личным оружием» [цит. по: Ветераны..., 1995, с. 128–130].
...