Охлаждающие настроения вокруг проблемы антропогенеза: с ней нечего делать, потому что от кого произошли люди — уже известно, а как произошли люди недоступно для познания.
Антрополог должен быть биологом: важно, чтобы именно биолог отрекся от биологизирования человека. В средневековом судопроизводстве все решало признание подсудимого.
Антропология, по своей сущности, не может не оказываться в центре разных мировоззрений и именно тем-то она и нестерпима.
Антропология ближе к античности, чем к средневековью, наглухо закутавшему человеческое тело в одежду.
Об антропологии как о науке, связующей природу и общество. Но как их связать? Биологи тащат человека вниз, гуманитарии — вверх. Лебедь и рак.
Все больше статей появляется в печати, где критикуется моноцентризм и другие «мои» теории. Вероятно, многое в этой критике справедливо. Но отчасти дело в том, что истина в науке должна вести к открытию новых истин, в противном случае с ней нечего делать. Бывает даже так, что ложь, которая куда-то идет — лучше, чем истина, которая не двигается с места.
Ученый вздыхает свободно, когда, изучая человека, удаляется от того, что есть в его предмете наиболее человеческого. Что осталось от человека в руинах, насыпанных песком тысячи лет назад, которые изучает археолог; что человеческого в клетках его тела, в молекулах его хромосом? А ведь настоящие победы науки именно тут.
Знание, которого добивается ученый, то есть его цель — видеть все насквозь. Это мир, ставший прозрачным, как роща без листьев.
Есть своя прочность и у инстинктов, и в разуме. Поэтому не следует думать, что инстинктивная любовь матери к ребенку всегда и неизменно прочнее, чем любовь, усиленная восхищением и мыслью.
Четыре психологии: психология-физиология, психология-история, психология-искусство, психология-философия и, наконец, психология — маленький водоворот из слов, кружение вокруг оттенков.
(1978 г.)
Натурфилософские размышления. В ряду наук Огюста Конта какой разительный контраст между началом и концом. В начале стоит атом с его почти ни с чем не сравнимой прочностью. В конце стоит личность, гораздо более подверженная гибели, чем общество, которое само недолговечно в ходе истории. Личность — это мыслящий тростник Паскаля, гибнущий от дуновения ветра. Но этот тростник одержим мыслию о бессмертии. Религия, искусство, наука — это иллюзии вечности плоти, образы истины. Печально объявить эту вечность обманом и тем благословить только мгновение счастья. «Мгновение вместе мы были, но вечность ничто перед ним» (Лермонтов)