Говорят, Суриков сделал сотни эскизов к этой своей работе.
И каждый раз, подловив новый типаж для массовки, он прикреплял этюд кнопочками к главному полотну, чтобы посмотреть: впишется ли он в общую композицию, заживёт ли своей жизнью на картине. И, как правило, это были замечательные лица, фактурные и характерные, они создавали настроение и общую атмосферу, вот только фигура главной героини терялась на их эмоциональном фоне.
Почти уже полностью отчаявшись, Василий Иванович неожиданно столкнулся на Рогожском кладбище с настоящей старообрядкой.
Величественная, иссушенная тётка напомнила художнику чёрную ворону, бьющую крылом по белому снегу, — образ когда–то вдохновивший его на "Боярыню Морозову".
Два часа автор рисовал свою новую модель, потом помчался в мастерскую, приложил портрет к толпе, и, о чудо, мрачная фигура в цепях победила всех. С тех пор многие видят в ней лишь догму, религиозный фанатизм, гимн исступлённой вере, но это неправильно.
В духе своего времени Василий Иванович писал подвиг человека, идущего на смерть ради идеи, невольно проводя параллель с тогдашними властителями дум — народниками и народовольцами.
У истоков революционного террора
За 20 лет до дебюта картины, весной 1866, активный член подпольной группы "Ад" выстрелил в мирно гулявшего Александра II. Убить батюшку–царя сразу не получилось, но сезон большой охоты был открыт. Спустя 15 лет и 6 неудачных покушений, народовольцы всё–таки достали монарха, взорвав сначала карету, а потом и его самого, вышедшего помочь раненному офицеру.
На тот момент это было очень круто, революционная общественность рукоплескала бомбистам, и на авансцене Российской империи появился новый, неведомый ранее феномен, легко оперирующий своими и чужими жизнями.
И если в Персии XI века Хасан ибн Саддах посылал верных ассасинов наказать зарвавшихся правителей, то в России XIX столетия эту миссию взяли на себя отпрыски дворянских фамилий. А сколько среди них было милых дам, с горящими глазами на бледных лицах, словно сошедшие с картины Сурикова. Неудивительно, что, выйдя в свет, полотно обрело кучу поклонников, считавших Боярыню своей, равной по духу и происхождению. И в этом была большая доля истины.
Морозовские миллионы
Породнившись с семейством Морозовых, дочь царского окольничего Федосья Прокопьевна Соковнина вытащила счастливый билет. Братья Морозовы, "дядьки" царевичей, олигархи и казнокрады, рулили всем в Русском "королевстве". И не беда, что юной красавице достался менее авторитетный Глеб. Старший Борис, некоронованный правитель Московии, горой стоял за младшего брата. К тому же он оказался бездетным, и всё его огромное состояние досталось сначала Глебу, а затем и его овдовевшей жене. Сама 32–летняя мадам, мало напоминающая сушёное чучело на картине, была в самом соку, и её духовник, на редкость кляузный тип Аввакум, постоянно стыдил боярыню, советуя "выколоть глазища", дабы избавиться от плотских желаний. Печалясь о карме своей подопечной, преподобный подробно описывал её богатства, с каретами о двенадцати аргамаков и сотнями слуг, готовых выполнить любую прихоть хозяйки.
За годы беззаветной службы Морозовы неплохо подзаработали, приумножив скромную отчину в десятки раз. "Матёрой вдове" (попечительнице сына–наследника) досталась империя в 9,5 тыс. крестьянских дворов, с элитными домами и усадьбами. Что, впрочем, не мешало бережливой Федосье перечислять Аввакуму по 8 рублей на церковные нужды, вызывая у наставника горестные стенания. Но как бы не хаял вредный поп боярыню, в душе он преклонялся перед ней: упорная женщина положила всё, что имела, на алтарь борьбы с произволом властей, заняв позиции простого народа.
В тихом омуте
Здесь нужно сразу оговориться: это сейчас можно быть продвинутым атеистом, элегантным агностиком или исповедовать любую из существующих конфессий.
У старорусских граждан такой возможности не было, они жили христианской верой, буквально "питались" ею, существуя в рамках религиозного сознания. И любой уход от привычных канонов воспринимался попиранием свобод и шатанием устоев.
Весь тогдашний сыр–бор разгорелся с подачи Алексея Михайловича Романова по кличке Тишайший. Образованный, мягкий и добродушный, он стал вторым монархом в новой русской династии, оказавшись любителем шахмат, оккультизма и хорового многоголосья. 16 раз культурный царь становился отцом (подарив стране трёх будущих самодержцев, включая перспективного Петра Алексеевича), попутно он прикрепил крестьян к земле, присоединил Малороссию, подавил мятеж Стеньки Разина и замутил многие переустройства и пертурбации. Но запомнился именно этой своей богослужебной реформой, вызвавшей раскол в церкви и многовековые бодания. Главной проблемой Тишайшего была его потребность в компаньонах и советчиках, часто садившихся царю на шею. И если Борис Морозов спровоцировал в Москве Соляной бунт, а Илья Милославский — Медный, то новый патриарх Никон пошёл ещё дальше, разделив русское общество на два непримиримых лагеря.
Сама реформа церкви понадобилась Алексею Михайловичу исключительно по политическим соображениям.
Царю давно хотелось славы василевса, и христианский мир его к этому исподволь подталкивал. Но вместо того, чтобы идти прибивать свой щит на врата Царьграда (давно оккупированного турками), московский лидер решил максимально сблизить русскую церковь с греческой. Тем более, что присоединённая Малороссия тоже исповедовала данную модель православия.
Реально греческая церковь XVII века отстояла от византийских традиций гораздо дальше, чем русская, но хваткое руководство РПЦ это не смущало. Патриарх Никон и сотоварищи начали активно копировать новогреческие книги, обряды и антураж, включая одежду и причёски местного духовенства.
Так в Русском царстве появились длинноволосые попы в широких рясах и камилавках, подозрительно похожих на турецкие фески. Они по–новому крестились и кланялись, ходили против солнца, добавили Исусу ещё одно "и", трижды кричали "аллилуйя" и проповедовали по доработанному Писанию.
Прежние предметы культа массово сжигались, а несогласные пополняли исправительные учреждения.
Вот только Москва от этого не превратилась в культурную столицу мира.
Консервативное русское население по–прежнему не знало наук и не имело системы образования. Зато свято верило в превосходство отечественного благочестия над греческим, и уж тем более над киевским, в гробу видя все изменения церковного регламента.
Под стать ситуации оказались и герои раскола. Свежеиспечённый патриарх Никон, диктатор и задавака, обзавёлся ловким подельником — ссыльным аферистом Арсением Греком. С противоположной стороны, уже известный нам Аввакум, являл собой злобный тип неподкупного правдоруба. При этом оба духовных вождя были очень похожи: тяжело начинали, ходили в один кружок и плевать хотели на чужое мнение, при случае начиная мордобой прямо за алтарём.
Неудивительно, что свои предпочтения народ в конце концов отдал Федосье Морозовой, выглядевшей на их фоне подлинной героиней.
Справедливости ради, Алексей Михайлович временами тоже держался молодцом: разочаровавшись и в Никоне, и в Аввакуме, он изверг обоих из сана священника, но не лишил жизни.
Никон умер простым иноком, а неугомонного старообрядца сожгли уже при следующем самодержце.
Не менее терпимо царь относился к "художествам" Федосьи Прокопьевны, всё–таки в её лице знать защищала свои сословные интересы. Конечно же он знал о её переписке с опальным Аввакумом, и о духовных предпочтениях, и о проводимых в палатах тайных сборищах. В воспитательных целях Романов то отбирал у Морозовой часть вотчин, то вновь возвращал их, пытался воздействовать через родственников, но всё было тщетно. В конце концов, принципиальная дама нарвалась сама: приняв постриг по старому обряду, "верховная" боярыня проигнорировала свадьбу патрона с его новой избранницей. Алексей Михайлович обиделся и начал искать повод для ареста. Конец Федосьи Прокопьевны был ужасен: вместе с сестрой их медленно уморили голодом в боровской яме, лишив публичного ореола мученичества.
Загадки великого живописца
С боярыней Морозовой всё более–менее понятно, для одних она икона истинной веры, для других — символ народного протеста. Хотя, окажись власть у них с Аввакумом, не факт, что репрессий было бы меньше. А вот к самому художнику до сих пор остаются вопросы.
Тем более, что современники с сомнением относились к его творчеству, пеняя на ошибки композиции и технические просчёты.
Вы не поверите, но в трёх лучших, хрестоматийных картинах Сурикова, купленных Третьяковым для своей галереи, нарушена простая линейная перспектива. Ведь если Меншиков встанет в полный рост в своём последнем прибежище в Берёзове, он тупо пробьёт головой потолок. Быть может это домик для лилипутов?
В хмуром "Утре стрелецкой казни" ещё чище: вдоль непривычно тесной Красной площади идёт кремлёвская стена, ориентированная в противоположную сторону. Вместо ожидаемой перспективы древней застройки, она замыкает пространство.
Подобная странность есть и в "Боярыне Морозовой": мальчик, написанный для усиления эффекта движения, очертя голову бежит в глухую толпу, сейчас он просто врежется в неё! Да и сами сани движутся с сторону смыкающихся снеговых шапок на заборе. Арестантку везут в тупик? И снова пространство закрыто. Что это: художник плохо учился в Академии или проболел семестр с основами 3–мерного построения?
Патетический финал
На фоне этих загадок меркнет даже трагическая фигура Федосьи Прокопьевны, потрясающей опереточными цепями вместо тяжёлых колодок. И здесь мы подходим к главному творческому противоречию художника Сурикова, писавшего в присущей ему революционной манере.
Без сомнения, он был передвижником и, как все члены Товарищества, противопоставлял себя холодному академизму. Уделяя огромное значение народности, злободневности и бытовым реалиям. Но при этом Василий Иванович предпочитал историческую живопись, направление совершенно неблизкое передвижникам, подразумевающее некую академическую отстранённость. Возникал внутренний конфликт, и потому картины Сурикова такие неклассические, совсем не похожие на "Последний день Помпеи" или "Явление Христа народу".
Напротив, они полны живых персонажей, ярких жанровых деталей и социальной подоплёки, понятной современному зрителю.
Здесь нет героического пафоса и античных страстей, они народны и демократичны, но окружающее пространство всегда закрыто. Художник как бы говорит нам, своим зрителям: это не ваше время и пути вам туда нет.
Для желающих углубиться:
Писатель Гаршин о XV выставке передвижников
http://az.lib.ru/g/garshin_w_m/text_0240.shtml
Профессор Панченко об истории Федосьи Морозовой
http://krotov.info/history/17/3/panch_mor.html
Критик Волошин о судьбе художника
http://lingua.russianplanet.ru/library/mvoloshin/mv_surik.htm
Искусствовед Ельшевская о феномене Сурикова
http://arzamas.academy/materials/240
и конечно же
Популистский взгляд на картину
http://www.vokrugsveta.ru/article/214442/