проблема интерпретации притчи о плевелах
Это решение является чрезвычайно важным, и от него будет зависеть, что именно мы увидим в этой притче: проповедь Иисуса, обращенную к Израилю, или ее переработку, а может, и собственное произведение Матфея, обращенное к его собственной церкви.
Так или иначе, нам придется решить, что перед нами: более-менее верно переданный фрагмент проповеди Иисуса к Израилю, Его пророчество о будущей ситуации в церкви (как считали отцы церкви) или завуалированное обращение Матфея к своей церковной общине — если он, конечно, действительно писал для какой-то конкретной аудитории. Необходимо приложить все усилия, чтобы наше прочтение притчи охватывало сразу несколько ее измерений. Цель евангелистов — рассказать нам об Иисусе, но в то же самое время они, безусловно, стремились оказать влияние и на церковь.
Типичным представителем авторов, считающих, что притча говорит о смешанном характере церкви, является Ролофф, доказывающий, что практически все в Евангелии от Матфея повествует о ситуации в его общине. В фигурах учеников явно просматриваются насущные церковные проблемы, и притчи наиболее ярко и непосредственно обрисовывают церковное самосознание Матфея. В притчах евангелист описывает свою церковь, показывая ее сущность, обнажая ее истоки и размышляя над тем, чего ожидает от нее Бог. Этот подход лежит в основе многочисленных исследований, однако одновременно авторы подразумевают либо то, что Иисус сознательно пророчествовал о церкви, либо то, что Матфей или переработал притчу Христа, приложив ее к церкви, или вообще придумал эту притчу сам. Теоретически притча может быть пророчеством о будущем церкви, однако это маловероятно. В тексте нет никаких указаний на пророческий характер речи Иисуса или на то, что Он действительно имеет в виду церковь, и поэтому большинство комментаторов, считающих, что притча повествует о церкви, заимствуют эту мысль у Матфея.
Авторы, считающие, что здесь описана церковь как смешанное сообщество добрых и злых, обычно утверждают, что притча призывает нас не судить других, не пытаться искоренить в церкви зло, но с терпением ожидать Божьего суда в конце времен. В результате делается вывод, что Матфей отвергает всякие попытки добиться чистоты церкви. Патте даже заявляет, что учеником Христа не может быть ни один человек, видящий свое призвание в чисто негативном свете, как борьбу со злом. Некоторые исследователи полагают, что притча обращена к лидерам общины, к которой принадлежал Матфей, и евангелист пытается предостеречь их от того, чтобы брать дела в собственные руки и самостоятельно разбираться с инакомыслящими членами. В этом случае главным смыслом притчи становится призыв относиться ко злу в церкви с терпением и толерантностью.
Кроме того факта, что церковь всегда содержала в себе добро и зло, в поддержку этого подхода можно привести отрывки, призывающие нас не судить (5:21-22; 7:1-5), другие тексты, где говорится о сосуществовании добра и зла (13:47-48; 22:10), а также то, что в притче плевелы высеваются в поле, куда уже посеяли доброе семя (то есть зло насаждается в церкви, а не церковь насаждается в греховном мире).
Несмотря на то, что первоначально этот подход вызвал интерес и получил поддержку со стороны многих ученых, скоро в связи с ним обнаружился целый ряд проблем. То, что плевелы были посеяны после доброго семени, вызывает вопрос о хронологии притчи, но указывает, самое большее, на негативный отклик людей на проповедь Иисуса, а совсем не обязательно на церковь. Вывод о пассивном отношении к злу не увязывается ни с логикой притчи, ни с общим контекстом Евангелия. Луз и Хендрикс оба недовольны пассивностью, которую они усматривают в притче, и Хендрикс даже пишет, что мы должны «наброситься на плевелы». Хотя Евангелие от Матфея и запрещает нам судить, с другой стороны, в нем есть отрывки, где четко проводится разница между добрыми и худыми растениями/людьми и где говорится, что лжепророков все-таки можно узнать, какими бы хитрыми они ни были (7:15—20; 12:33—37; 15:13—14; ср.: 3:7-12). Так что с мыслью о том, что Матфей пропагандирует пассивное отношение к злу, весьма трудно согласиться. Евангелист дважды цитирует радикальные слова Иисуса, что лучше отсечь ту часть тела, которая толкает нас к греху (5:29-30; 18:8-9). Кроме того, Матфей запечатлел наставления в том, как поступать с согрешающими в церкви, вплоть до публичного обличения и отлучения (18:15-17). Если вспомнить еще и предупреждения насчет того, что всех нас (включая христиан) ждет суд, такое отношение к злу никак не назовешь пассивны.
Кроме того, в интерпретации четко сказано, что «поле есть мир» (13:38), а не церковь, и люди, полагающие, что Матфей имеет ввиду смешанную церковную общину, просто пренебрегают этим очевидным фактом. Несмотря на популярность этого мнения, лучше будет вместе с Дэйвисом и Эллисоном заключить, что притча и ее толкование не относятся к ситуации в церкви Матфея ни в плане ее сопротивления Евангелию, ни в плане характера ее членов. В толковании не упоминается ни то, ни другое — а ведь именно там Матфей имел прекрасную возможность сказать то, что хотел. Дэйвис и Эллисон справедливо отмечают, что «ключом к интерпретации должен быть сам текст и его литературный контекст, а не некое гипотетическое Sitz im Leben. Притча повествует не о смешанном характере церкви, а о том, что в мире продолжают сосуществовать праведники и грешники, даже когда в нем уже присутствует Божье Царство. Конечно же, церковь, к сожалению, тоже носит смешанный характер, но притча Матфея совсем не об этом.
Вывод о том, что в притче идет речь о смешении добра и зла внутри каждого отдельного человека, не имеет никакого основания. Опять же, никто не сомневается, что в каждом человеке есть и добро, и зло, но в данной притче ни Иисус, ни Матфей не поднимают эту тему, и утверждение, что притча призывает нас искоренять зло в самих себе, в данном контексте не имеет смысла.
---
Снодграсс К. Притчи Иисуса. Полный путеводитель по притчам Иисуса. СПб., 2014. 328--331