«Вместе с насильственным образованием по иноземным образцам в былое время началось и искажение родного языка, который не мог поспеть за внезапным приливом просвещения.
Он и теперь только достиг межени; ему еще далеко до высокой воды. Но довольно того, что мы начинаем убеждаться в неудобстве пополнять недостающее иноземным, начинаем отказываться от произвольной ломки, спайки и наварки слов: эти попытки большею частью весьма неудачны и основаны собственно на незнании народного языка в полном его объеме; в словах и выражениях у нас нет недостатка, умейте только отыскать их, изучить, усвоить и пустить в ход»
(В. И. Даль)
«Нет сомнения, вместо того чтобы заимствовать новые слова из иностранных языков, — было бы для нас несравненно полезнее брать подходящие по значению слова из своих диалектов. Но мы сомневаемся, что такое пользование было часто возможно. Дело в том, что то русское, чего нет в нашем говоре и что есть в соседнем, обыкновенно кажется нам смешным или даже достойным насмешки. Мы не удерживаемся от улыбки, когда герой “Жениха из ножевой линии” (Чернышева) говорит “хотитё”; нам немножко смешно, когда герой “Бешеных денег” употребляет слово “шабёр”. Что касается до простого народа, то он почти всегда насмехается над своим соседом, имеющим какие-нибудь, хотя бы и незначительные особенности речи, “дразнит”, преследует его особыми поговорками с этими особенностями (вроде: “куриЧа на улиЧе яйЧо снесла”), дает ему насмешливые прозвища (вроде: “яГун”, от формы родительного падежа “яГо” = “его”, с “г” вместо “яВо”, с “в”), вообще обнаруживает к диалектическому материалу полную нетерпимость»
(А. И. Соболевский)