У Бродского в эмиграции был помощник — литературовед и переводчик Александр Сумеркин.
Разбирал почту, иногда отвечал на письма. Особенно доставляли хлопоты стихи молодых поэтов, присылаемые нобелевскому лауреату на отзыв. Многие присылали регулярно, и у Сумеркина образовался список постоянных корреспондентов, с которыми приходилось возиться от лица Бродского. Формулировки он старался подбирать краткие, но не обидные, типа: "Ваши стихи становятся интереснее, продолжайте работать".
Однако среди начинающих попадались особенно упорные кадры, и мозг Сумеркина иногда отказывался производить терпимость.
Среди таких настойчивых ребят был один молодой поэт из Израиля, с кем начинал переписку сам Бродский, но куда–то уехал надолго, и в его отсутствие этот литератор попал помощнику под горячую руку с каким–то своим очередным опусом.
Сумеркин написал что–то вроде:"Это не самый лучший текст из написанного Вами. Считаю, что Вам стоит взять передышку и попробовать посмотреть на свое творчество со стороны".
Он запечатал ответ, отправил, прошел месяц–другой, тем временем вернулся Бродский и стал самостоятельно разгребать набежавшую на письменном столе за время его отсутствия гору писем, среди которых уже лежал конверт с ответом из Израиля.
Он добрался до него и, хмыкнув, протянул Сумеркину: "Саша, это вам".
Сумеркин взял эпистолу в руки и прочитал: "Передышку, говоришь, взять надо, долбоеб ты нобелевский? Да пошел ты на хуй!"
Сумеркин едва успел придержать пальцами челюсть.
Бродский глянул на него поверх очков:
— А что? Поздравляю. Из вас хороший вышел Макаренко. Педагогика налицо. Ведь это его лучшие строчки!
